Родился в с. Большая Лазовка близ Тамбова в семье приходского священника. Отца расстреляли как сторонника Антонова. После окончания школы Николай был пастухом, писарем в сельсовете. С 1923 г. работал репортером, журналистом, ответственным секретарем в различных областных и краевых газетах и на радио. Во время Великой Отечественной войны — боевой корреспондент. Член Союза писателей СССР.
Вирта был награжден орденом Ленина (1939) и стал четырежды лауреатом Сталинской премии: в 1941 г. — за роман «Одиночество», в 1948 г. — за пьесу «Хлеб свой насущный», в 1949 г. — за пьесу «Заговор обреченных», в 1950 г. — за киносценарий «Сталинградская битва».
В отрезок времени «оттепели» Вирта — автор повести «Крутые горы» (1956 г.), в которой одним из первых дал реалистическую картину разорения села в результате сталинской политики коллективизации.
В творческой биографии Вирты есть абсолютно уникальный сюжет, прямо связанный с именем Сталина. А. Ваксберг рассказывает: «После стольких лет гонений и травли Сталин нежданно-негаданно в 1943 г. вспомнил о церкви. Решил притянуть, прийти на выручку. Патриотическая точка зрения церкви и ее воздействие на значительную количество населения в военных условиях могли сгодиться. Для начала было разрешено ограниченным тиражом издать Библию. Организацию и надзор Сталин препоручил Молотову. Тот передоверил Вышинскому.
Пустить это занятие на самотек было не разрешено, послать Библию в цензуру ни Молотов, ни Вышинский (более того они!) не решились. Трудно заявить, кому из них пришла в голову дума сыскать чрезвычайного цензора, для этой (и только для этой) работы подобранного. Облечь его полным доверием. Возложить почетную миссию проштудировать Библию, вылавливая сомнительный контент, наносящий урон советской власти. При особой необходимости отредактировать, совершить купюры. Благо, не свыкаться...
Так или по иному, мысля эта пришла, и цензор со специальными полномочиями явился по вызову к академику в его офис на Кузнецком мосту.
Это был популярный литератор Николай Вирта, вовсе недавно ещё травимый как „антоновец", а вслед за тем как черт из табакерки обласканный, отмеченный
Сталинской премией, удостоенный похвальных рецензий: Сталину понравился его роман „Одиночество", как понравились (причуды тирана!) булгаковские „Дни Турбиных" и пастернаковские переводы из грузинских поэтов.
Впоследствии Вирта рассказывал, что предложение сделаться цензором и редактором Библии повергло его в смятение. Но и отступиться было бы самоубийством. К тому же Вышинский изложил поручение так: „Задание товарища Сталина и личная мольба самого митрополита Сергия", тот, что был тогда местоблюстителем патриаршего престола. Попробуй — откажись...
Вирта взялся за работу. Наконец-то представилась вероятность постепенно, не торопясь, прочесть Великую, Книгу. Увы, насладиться мыслью, поэзией, духом было ему не дано: потому что читал он не для души — искал „крамолу" — нежелательные «намеки», аллюзии, ассоциации...
С особым старанием отыскивал портретные черты: неожиданно, к примеру, появится где-то мужчина с усами — не воспримет ли это читатель, свой нехитрый советских времен читатель, не воспримет ли он „усы" как-то не так? „В современном ключе"...
Митрополит, „по просьбе" которого Вирта взялся за эту работу, узнав, что тот намерен редактировать Библию, пришел в смятение, но деваться было некуда — неужто что дожидаться. По счастью, цензор-редактор крамолы в Библии не нашел, издание разрешил и явился к Вышинскому донести об исполненном поручении.
Через немного лет Вирта опять получит Сталинскую премию. Потом кряду — ещё и ещё. И любой раз Вышинский исправно поздравит его "с заслуженно высокой наградой". И Молотов — тоже» (Вакс-берг А. Царица доказательств. М., 1992. С. 257-258).